Афиша

Мария Аронова: «Не хочу быть биомассой» 2005 г.

Театральные корифеи рано заметили и оценили яркую индивидуальность Марии Ароновой. Коллеги и критики увенчали ее рядом престижнейших наград (Государственной премией, премией им. Станиславского, премиями Хрустальная Турандот и Кумир), а зрители полюбили спектакли Вахтанговского театра с ее участием (За двумя зайцами, Царская охота, Мадемуазель Нитуш). Кино оказалось менее щедрым по отношению к молодой актрисе пока оно, осторожно приглядываясь, делает ей небольшие сериальные предложения, из которых Аронова безошибочно выбирает лучшие (Клубничка, Остановка по требованию, Бригада, Солдаты, Охота на изюбря).

— Вы с детства хотели стать актрисой?

— Да. Я жила с ощущением того, что человек не ищет свой путь, что он изначально определен. Поэтому даже не сомневалась, что должна пойти в театральное училище. Вопрос был в другом: смогу ли я закончить школу. Я категорически не любила учиться и после восьмого класса пошла работать художником на фабрику ВТО. А это отдельная история в нашей семье, когда в течение нескольких часов мы с мамой в истерике рисовали кленовый лист. Была зима, и никто не мог вспомнить, как он выглядит. Потом пришел мой брат Саша и за секунду намалевал этот лист. И вот с такими потрясающими способностями я отправилась в художники. Конечно, спустя несколько дней, поняла, что сделала глупость и папа пошел с поклонами в школу, чтобы меня взяли назад.

— После этого взялись за ум?

— Нет, я выпустилась с двумя двойками.

— А как же вас взяли в театральный институт с двойками?!

— Директор школы пошла нам навстречу. И выдала аттестат с двумя пустыми графами. А папа там поставил пятерку и четверку.

— Однако плохая успеваемость никак не сказалась на вашем успешном поступлении в Щукинское училище.

— Вообще я после школы пропустила год потому что так ненавидела учебу, что не могла представить себе, что буду где-то учиться. И мои родители позволили мне сидеть у них на шее я нигде не работала, только помогала им по дому и занималась в театральной студии у Ирины Николаевны Тихоновой. Она мне готовила вступительную программу и ездила со мной на все экзамены. И если бы я с первого раза не поступила в театральное, то никогда в жизни больше туда бы не пошла, а просто закрыла бы дверь, кусала локти, плакала, сходила с ума, обвиняла весь мир. Но сидела бы в своем городе Долгопрудном и работала воспитателем детского сада.

— Спектакли с вашим участием Дядюшкин сон, Царская охота и Мадемуазель Нитуш поставлены вашим учителем Владимиром Ивановым. Вам комфортно с ним работать?

— Это мой творческий отец, который меня создал и продолжает воспитывать. Я никогда не боюсь с ним работать, потому что знаю, что он всегда поможет, ни на секунду не оставит меня на сцене раздетой. Очень редко сегодня встречается режиссер-педагог. Сейчас вообще много режиссеров, которых ты не интересуешь как личность и как актриса. Ты им нужна как биомасса, как какой-то кусок материи, которым можно манипулировать. Получается, что если бы на моем месте оказался другой человек толстый или тонкий, рыжий или белый по большому счету ничего бы не изменилось.

— Наверное, это относится больше к кинорежиссерам.

— Может быть, я рублю с плеча, но все то, что я счастливо избежала в театре, я не смогла избежать в кино. Потому что там у меня нет ничего достойного. Я все время на каких-то небольших ролях максимум подруг главной героини.

— А какую роль в кино вы бы хотели получить?

— Я с удовольствием бы сыграла большую неоднозначную роль с перспективой в историческом кино. Недавно я прочитала статью про то, что делают артисты в Голливуде после того, как подписывают договор о съемках в фильме. Кто-то учится верховой езде, плаванью, скалолазанию. Кто-то худеет на сто восемьдесят килограмм, а потом на триста шестьдесят поправляется. Было бы очень здорово так углубиться в роль и чтобы это еще имело смысл. Я с удовольствием бы сделала какую-то роль, связанную с моей профессией. Причем с какими-то жертвами. Допустим, во время фильма я должна страшно похудеть, что-то с собой сделать, побриться наголо. Хотелось бы такого творческого безумия, потому что это самый вкусный момент, особенно если у тебя что-то начинает получаться. Еще я с удовольствием снималась бы с детьми, животными мне это нравится. Но пока ничего такого не предлагают, что печально.

— Зато сейчас вы работаете с известными режиссерами, о сотрудничестве с которыми мечтают многие артисты.

— Да, недавно я снялась в небольшом эпизоде у Эльдара Рязанова в фильме про Андерсена. Снимаюсь у Владимира Меньшова, который собрал просто фантастическую актерскую команду. Вот-вот начну работать у Гинзбурга: он будет делать осовремененную Дюймовочку. Роль небольшая, но может быть очень симпатичной. Я буду играть жабу, а моего сына будет играть Юра Гальцев.

— А насколько вам важно быть в центре внимания в жизни и в профессии?

— Для меня это очень важно. Я не могу быть сзади: я себя теряю, я себя не ощущаю. Я не могу играть маленькие роли. Не потому, что это звездная болезнь, но я в них не распределяюсь, мне мало пространства. Я всегда любила быть в центре внимания. Я так живу. Но мое счастье заключается в том, что меня окружают очень умные люди друзья, муж. Они серые кардиналы. Я живу ощущением, что все вокруг меня, а по большому счету это я вокруг них.

— Известно, что в вашей семье вы зарабатываете деньги, а муж занимается домом. Для многих удивительно такое распределение обязанностей.

— Для меня на сегодняшний день это обычная ситуация, но необычный поступок со стороны нормального мужчины. Мне очень нравится выражение, что любовь как теорему нужно доказывать каждый день. И Женя доказывает все собственными поступками. Он является стопроцентным мужиком. Он очень мало говорит и много делает. Вот это в нем великое качество. Он очень честно делает ту работу, за которую взялся, только по ведомости деньги за это не получает. Я с Женей рядом как дите. Он заменил мне подруг, маму. Он заменил мне все. Он настоящий бутон, который мне попался. Не роскошный цветок, который прельщает тебя своей красотой, своим запахом. Нет. Это какой-то зелененький бутончик, на который и внимания поначалу не обратишь, и который начинает раскрываться постепенно. И я не мыслю своей жизни без него.

— Значит, прежде вам нравились более яркие мужчины?

— Я сорока. И всегда хватала все блестящее, видное, громкое, в центре. По такому я сходила с ума и влюблялась. А здесь нет. Спокойно развивающиеся отношения, когда мужчина меня добивался. И здорово, что у него хватило на это терпения.

— Недавнее рождение дочери сильно вас изменило?

— На сто процентов. У меня поменялось все: и ощущение себя в жизни, и взгляд на мир. Дочка перевернула меня. Я млею и схожу с ума. Каждый вздох Симы, каждый поворот ее головы меня умиляют. Все остальное остается за бортом.

— С вашим сыном, которому сейчас четырнадцать, было иначе?

— Я очень пестовала Владика, все время над ним тряслась, но тут другая ситуация. И думаю, она связана с тем, что с сыном я мать-одиночка. Все, что касается Симы у меня абсолютный покой внутри. Я знаю, что она с родным папой. Понимаете, это очень тяжелая тема и для проживания, и для обсуждения. Вообще, матери-одиночки это такой сложный микс, происходящий в женщине. Ты и папа, и мама, и бабушка, и дедушка, и друг. И появляется ощущение, что ты не справляешься, что ты не соответствуешь. Я живу в постоянном страхе и постоянном ощущении, что из-за своей профессии не появляюсь дома, что недодаю, что не протягиваю руку. Это ад, который каждый день происходит в моей голове и моей душе.

— Ваша мама предполагала, что ваш ребенок будет несносней вас в два раза.

— Она не угадала. Он в четыре раза хуже. Он совершенно несносный товарищ с фантастическим темпераментом. Он шкатулка с двойным дном. Мне мама как-то сказала: Я растила тебя так, словно шла по темному коридору. Я не знала, где коридор закончится, где я полечу вниз, где меня понесет назад. Она все время шла на ощупь. Вот и я с сыном иду на ощупь. Мне бы очень хотелось, чтобы он себя нашел. И чтобы никому зла в жизни не сделал. Это главное. Я по сравнению со своей мамой очень много знаю: во что ребенок может вляпаться и какие у ребенка могут быть потайные ходы. Меня останавливало только то, что мама огорчится. И я думаю, что это самое сильное оружие, которым я не владею.

— Сына не останавливает ваше огорчение?

— У него из-за меня очень много запретных плодов. Потому что я все время сдерживаю, обнюхиваю, обсматриваю. Я все время начеку. При этом контроль немножечко картонный, потому что весь этот кукольный театра разыгрывается по телефону.

— А если в семье что-то происходит, вы выясняете отношения?

— Обязательно. Я человек, неспособный ждать, не знать, не договорить. Я неделю буду сидеть выяснять отношения, но мы во всем должны дойти до точки. Попросить друг у друга прощения и договориться обо всем. Потом, я ненавижу конфликты дома ли это касается, друзей или работы. Я в них начинаю просто умирать, сама с собой разговаривать все, жить я больше не могу.

— Но с коллегами не всегда можно выяснить отношения.

— Бывают разные ситуации. Бывает гениальный режиссер, и ты готовишь себя: да, это монстр, но ты должна работать с этим человеком, потому что это школа, потому что это великая честь. Или встречается партнер из тех людей, что ты молчишь, наступаешь на собственную глотку. В некоторых случаях, это могут быть деньги. Когда у тебя нет выбора. Понятно, что совсем проституткой не станешь, но существуют ситуации, когда бы ты ушел, сказал: Друзья мои, всего доброго. А иногда задумываешься: Надо за это заплатить, надо сюда, надо туда, у меня семья, я должна. И когда начинает жизнь прижимать тебя, ты начинаешь этому учиться.

Наталия Кашина